Не могу быть убежденной на все сто процентов, что они превратят свои планы в реальность, но очень может быть.

Несколько долгих секунд я не спешу хоть как-то ответить на последнее замечание. За нашим столом наступает молчание, но все мы думаем об одном и том же, только по-разному воспринимаем. В ресторане продолжает звучать музыка той же итальянской группы, но только что включившаяся песня «Erеs míа» — на испанском языке.

— Почему ты так защищаешь их? — что-то, может, прочувствовав, вопрошает Селест, ухмыльнувшись горестно.

Проходит всего секунда — и выражение лица у нее меняется.

Сел становится несколько неспокойной и смятенной. — Тебе угрожали? — серьезно спрашивает и, вероятно, боится услышать ответ.

Теперь я откидываюсь на спинку стула, засмеявшись.

— О чем ты? Что за глупости?

— Тогда ничего не сходится, — выносит вердикт Доминик. — Ты слишком умиротворена.

— У меня получилось…

Девочки перебивают меня, говоря в унисон, что уже поняли о моем прощении и принятии случившегося, как данного, но для них все равно остается загадкой мое поведение. А меня начинает смущать их жажда мести, которая вовсе не уместна.

Прошло столько времени, и теперь они собираются ворошить прошлое? Как я смогу помешать им, если они действительно пожелают сотворить какую-нибудь глупость?

— Пожалуйста!.. — говорю чуть громче, чтобы заставить обеих подруг замолчать. Они, вздохнув, закрывают рты и оглядывают других остей, избегая зрительного контакта со мной.

Отлично.

— Вы мне очень дороги. Я вас прошу, давайте забудем об этом.

— Не думай, что наше общение останется прежним с теми тремя м*даками, которых ты великодушно извинила.

Закатив глаза, я выпускаю воздух из легких, отпиваю приличное количество лимонада из стакана и вновь сосредотачиваюсь на подругах. Наша беседа, к счастью, переходит из режима «остроэкспрессивный» в режим «маломощный». Разговаривать с ними стало легче, но от их упрямства никуда не деться.

— Я совершила ошибку, — заключаю я.

Когда мне пришла в голову идея сознаться во всем Диего и сделать причастными к этому своих подруг, со мной было что-то не так. Я была подавлена из-за мнения Пьетры обо мне, из-за ее конфликта со мной, и из-за того, что Лукас с друзьями плохо пошутили при моих подругах, заставив их думать обо мне не самые правильные вещи. Но, несмотря на мое дурное настроение и надвигающуюся тогда депрессию, стоит признать — я была не права. Что-то навсегда должно оставаться тайным.

— Конечно, ты совершила ее, — соглашается Доминик, скривившись. — Слишком добросердечная и глупая девочка. Это все ты.

Я не могу избавиться от чувства, что мне здесь больше не место. Они ненавидят теперь своих друзей, с которыми были сплоченными всю жизнь, но, кажется, будто передают свою ненависть им через меня. Взяв сумку с соседнего стула, я встаю из-за стола. Достаю из бумажника десять евро и, бросив на стол, двигаюсь к выходу. На сегодня достаточно. Девочки, оказалось, пошли за мной, и они настигли меня только на улице, когда я собралась идти к станции метро. Доминик перехватывает меня, разворачивая к себе. Мне неприятна ее грубость, но я не хочу накалять обстановку до предела, поэтому не делаю ей замечания.

— Ева, пойми, наконец, что мы хотим уберечь тебя! Хотим для тебя лучшего! Сегодня ты простила тех, кто тебя чуть не изнасиловал, а завтра ты простишь того, кто тебя в действительности изнасилует?! — Доми почти что кричит.

Я краснею, потому что на нас смотрят. Так неуютно мне не было с тех пор, как Пьетра оскорбила меня.

— Прекрати, — прошу ее я, но получается не громко.

— Доми, — подхватывает Селест мою просьбу и трогает нашу подругу за плечо.

Но та совсем вышла из себя. Поправив ремень черной сумки, она жестикулирует и указывает пальцем на меня посреди никогда не спящей улицы. Она сбрасывает ладонь блондинки, не отводя от меня взгляда.

— Может быть, я зря завожусь, по-твоему, но такие вещи не прощают. За такие вещи наказывают! Мы живем в мире, в котором твоя беззлобность воспринимается, как чистой воды слабость.

— Прекрати! — громче унимаю ее я. Она, к счастью, замолкает. Я облегченно вздыхаю и захватываю рукой волосы на затылке.

Что происходит с моей жизнью? Все не должно быть так.

— Доми, ты перегнула палку, — признается опасливо Селест, стоя позади нее.

Доминик дышит быстро и тяжело, глядя на людей, собравшихся вокруг нас. Эта сцена явно их позабавила.

Особенно — туристов.

Приблизившись к запыхавшейся брюнетке напротив, я произношу предложение за предложением тихо, чтобы кроме нас троих не разобрал слов:

— Последствия были ужасны: булимия, которую удалось вылечить, жуткие диеты, из-за которых выпадали волосы и пуще прежнего портилась кожа, истязания собственного тела в спортзале… Я могу долго говорить об этом. Папа думал, я начиталась молодежных журналов, на обложках которых — идеальные девушки, но дело было в другом. Я это пережила. Я стала нормально питаться, физические нагрузки перестали доводить до обмороков. Я смогла влиться в темп — очень хотелось стать красивой. — Посмотрев на дорогу, где изредка проезжают машины, на минуту отдалась размышлениям. — Вы спасли меня. Общение с вами на форуме, представление будущей жизни в любимом городе — это все мне очень помогло. Не порть, пожалуйста, то, что я построила с таким трудом. Я себя восстановила. Не разрушай.

В ее глазах появляются слезы, которые она сдержать не в силах. И стоит им покатиться вниз по щекам, я стираю пальцами каждую слезинку, смотря на свою подругу. Она замечательная. И правда, тревожится за меня, но излишне эмоциональна.

— Не предпринимайте ничего. Ради меня давайте отдадим прошлому то, что ему принадлежит.

Я опускаю руки вниз, глядя поочередно на Селест и Доминик. Они обе кивают, оставляя за мной окончательное решение. Доми, подойдя на полшага, заключает меня в крепкие объятия.

— Я поговорю с Пьетрой, — обещает она, прошептав мне в ухо.

И я улыбаюсь, ведь это, несомненно, большая удача — найти таких друзей.

Глава 33

Ева

Чтобы пройтись по освещенным вечерним улицам прекрасного Монти, я вышла из метро несколько раньше, чем необходимо. Как и обычно, здесь много фотографов, делающих кадры для модных изданий. Свободные художники расположись рядом с цветочными магазинами и кафешками, наружные столики которых пустеют из-за не самой теплой погоды. И не знаю, почему их все ещё не убрали с террас.

Красивые витиеватые дороги во дворах из камня — прекрасны. Чувствовать Вечный город, принять его в себя — лучшее лекарство от плохого настроения и всякого рода сомнений. Здесь не нужны наушники, чтобы наслаждаться музыкой — баров и тратторий очень много, оттуда льются красивые мелодии. В основном, это итальянские песни — старые и новые. И никто не скучает, никто не грустит. Здесь нельзя быть несчастным. У себя дома — да, в своей квартире, лежа под одеялом, не прекращая думать о заботах. Но стоит выйти на балкон или спуститься вниз, как сладкий воздух Рима проникает в легкие. Тогда кажется — любая проблема решаема.

В одной из палаток я заказываю ванильное джелато[1], наслаждаясь дальше прогулкой, и не замечаю, как заворачиваю во двор собственного дома. Удачно доев десерт, я вытираю руки салфеткой, медленно шагая к нужному подъезду, но вдруг движение слева отвлекает внимание. Я поворачиваю голову туда, где открывается дверь знакомой спортивной машины. Из салона вылезает Алистер. Он обводит меня ленивым взглядом, нахально улыбается, повиснув на автомобильной двери.

— Ты что здесь делаешь? — Опустив руку с ключом, я отступаю назад, пропуская соседей.

— И тебе привет, bеllа, — говорит, коротко засмеявшись, ирландец, тем самым, выставляя меня невежливой.

Я же без ума была от этого человека, а сейчас мне хочется, чтобы он ушел.

— Серьезно, Алистер. Говори, зачем пришел.