Он разводит руки в стороны, улыбка его делается ещё шире.

Склоняет голову набок и театрально изгибает одну бровь. Под светом фонаря — его серые глаза блестят. Мне не перестала нравиться его внешность, просто теперь я не считаю его самым лучшим парнем на планете. Однако его привлекательное лицо и тело трудно не заметить. А значит, девочек у него немало.

Для чего ему я?

— Ты не отвечаешь на мои сообщения, не отвечаешь на мои звонки. Избегаешь меня в университете. И воспользовавшись своими связями, я узнал, где ты живешь.

— И решил ждать в машине, пока я не покажусь около своего дома?

Он толкается вперед, вскинув в моем направлении указательный палец.

— Именно!

Затем Шеридан выпрямляется, прячет ладони в карманах модных бежевых брюк, но продолжает изучать меня своими стальными глазами. Мне это, в конечном счете, надоедает. Я делаю шаг вперед, чтобы дотянуться до домофона, но Алистер тороплив: он встает передо мной, блокируя путь.

— Ну, что тебе нужно? — устало вздыхаю я, коснувшись одной рукой края сумки.

— Легендарная вечеринка осталась без своего хозяина,-

загадочно шепчет он.

Его шепот ставит меня в неловкое положение. А слова удивляют.

— Что?

— Моя вечеринка, — парень указывает на себя, — сейчас контролируется друзьями, но хозяин ей тоже необходим.

Я фыркаю, рассмеявшись Алистеру лицо. — Легендарная… Ты чрезвычайно скромен!

— Ты просто никогда не была на приемах, которые устраиваю я.

Шеридан ничего не знает о том, что хвастовство — это некрасиво.

— Разве мама не говорила тебе, что девушкам нравятся благопристойные мужчины? Мы не любим самохвальства.

После этих слов я вновь делаю попытку зайти внутрь, но

Шеридан выкидывает руку вперед, пригвождая ладонь к стене у самой входной двери.

— Посредственность, — сморщив нос, комментирует он, — это скучно.

Я начинаю припоминать о том, когда у него должен был пройти «прием».

— Разве твоя вечеринка не планировалась завтра?

— А-а-а, — протягивает он, улыбаясь и заметно расслабляясь, — значит, ты все-таки читала мои месседжи?

Ничего на это не ответив, я делаю очередную попытку избавиться от Алистера, но этот черт вовсе не прост. Он обходит меня и встает перед дверью, в которую входят соседи с моего этажа. Они здороваются со мной, поглядывая на собеседника с подозрением.

— Здесь не любят таких, как ты, — проведя взглядом мужчину и женщину, скрывшихся в подъезде, цепляюсь за возможность напугать ирландца.

Он сводит брови у переносицы, желая, вероятно понять смысл моих слов. И эта его, как он считает, пленительная ухмылка не исчезает ни на миг. Как и следовало, меня она начинает раздражать. Как, впрочем, и он сам.

— Каких — таких? — встав в позу, интересуется Алистер.

— Шумных. Надоедливых. Вызывающих опасение. Будь осторожным — за тобой полиция в два счета приедет, если жители дома захотят этого.

Выражение физиономии Шеридана трансформируется. Я едва могу сдержать смех. Вместо этого откашливаюсь в кулак, и прячу за ним улыбку. Он тупит взглядом, что-то обдумывая, но потом нервная усмешка дает о себе знать.

— Вообще-то, я не должен попадаться на глаза полиции. Отец меня убьет.

Почувствовав себя лидером ситуации, я отодвигаю Алистера и, благо, подбираюсь к домофону.

— А за бурную «легендарную» вечеринку он тебя не убьет?

Но проигнорировав мой последний вопрос, ирландец просовывает руку, задерживая дверь, когда я уже оказалась внутри. Я удивленно рассматриваю его лицо, отмечая, то он озабочен и встревожен чем-то.

— Слушай, я обещал друзьям, что привезу тебя…

Не давая ему договорить, толкая парня в грудь.

— Ты — что?! Какого хр*на тебе нужно? Доказать, что крутой?

— Ева, все не так, как…

— Все так! — Сержусь — и слова мои звучать громче положенного. — Поспорил со своими друзьями, что сможешь затащить меня на убогий праздник? Мне не нужно это. Я все ещё помню, как ты обращался со мной в нашу первую встречу.

— Ева…

— Я в тебе ошибалась. Ты стоял тут передо мной, выглядел милым, хотел казаться интересным и остроумным, и я подумала всего на одну секунду: у нас ничего не выйдет, но вдруг мы сможем стать друзьями? А потом ты признаешься мне, что твой приезд сюда — результат пари, Алистер.

Ему нечего на это сказать. Великолепно. Я хочу, чтобы он молчал. Еще какое-то время стою вот так: одна нога в подъезде, другая — на крыльце, и больше не желая смотреть на Шеридана, ощущающего себя виноватым придурком, закрываю дверь, но перед этим я говорю ему:

— Ты проиграл спор.

Несусь к лифту и вызываю его. Смешанные чувства правят во мне. Царствуют. Управляют мною. И это очень плохо, поскольку они мешают мне здраво мыслить. Я убираю волосы с лица, когда створки кабины открываются. Внутри нее рассматриваю себя в зеркале, выдыхая. Все в порядке — это просто неприятный случай, которых в моей жизни еще будет много. Я не верю, что она так кардинально изменилась в короткие сроки. Нужно ли мне остаться наедине и взглянуть на нее со стороны?

Пожалуй.

Еще в квартирном холле чувствуется восхитительный запах. Я не перепутаю это ни с чем. Папа готовит сальтимбокку[2].

Знаю, что это он, потому что в знаменитом блюде только он из всех наших знакомых заменяет шалфей розмарином. И вот свежий и сильный аромат этой специи блуждает по коридору, возбуждая аппетит. Пахнет освежающе, травянисто-мятные нотки щекочут ноздри, заставляя вспомнить, что не ела ничего с самого обеда в «Каролле», где сегодня отработала дежурную смену.

Стоит запереться, войдя в квартиру, как слух улавливает мужские голоса. Один из них принадлежит отцу. Меня удивляет, что у нас гости. Я не могу понять, кому принадлежит второй голос, потому что гость мало разговаривает, зато отец болтает без перерыва, смеется, как мальчишка. И между тем, успевает рассказывать секрет «самой вкусной сальтимбокки в городе». Разумеется, папа не считает иначе — у него это блюдо получается лучше всех, а я не спорю, чтобы не лишиться своей порции. Да и он, откровенно сказать, не плошает в кулинарии.

Из кухни также доносится песня одного из излюбленных папиных музыкантов — Риккардо Фольи[3]. Пройдя немного, я вижу папу, темпераментно делящегося своими познаниями с собеседником, которого со своего места мне не видно.

— Нет, что ты, даже не думай, Трастевере[4],во-первых, очень шумное место. Во-вторых, — дорогое. У нас в Монти, конечно, тоже баров, клубов и ночной музыки хватает, но здесь, по крайней мере, довольно дешево. К тому же, самый центр. Может быть, лучше снять небольшую квартирку рядом с твоим университетом, но я бы, конечно, советую тебе помириться с отцом.

Погодите. Что?

Блаженная улыбка мгновенно стирается с моего лица, и я, не заботясь больше ни о чем, выхожу вперед. За стойкой на высоком стуле расположился Лукас. Рядом с диваном я тут же замечаю дорожную сумку, не принадлежащую ни мне, ни папе.

Потом мы снова встречаемся взглядами, и я качаю головой в полном замешательстве.

— Как хорошо, что ты уже вернулась, Ева! — радуется отец. — А у нас гость!

Да, я вижу, но что все это значит…

— Лукас, что произошло? — Я все так же перевожу взор от него к его чемодану, и обратно.

Он потирает синие джинсы ладонями, глядя на меня.

Ощущает неловкость от происходящего, но и я тоже. И я!

— Твой друг поссорился с отцом, и тот попросил своих друзей, чтобы их сыновья не предоставляли ему ночлег.

Вот черт! Мистер Мэтью оборвал Лукасу нитки к людям, которые ему, как братья.

— Я бы мог снять номер в каком-нибудь мотеле, просто…, - Парень обволакивает меня долгим нежным взглядом.

Конечно, понимаю, что он пытается сказать, оттягивая ворот клетчатой рубашки. Не хочу, чтобы Лукас нервничал. Я торопливо разуваюсь, снимаю верхнюю одежду и возвращаюсь на кухне, однако волшебная музыка и чудесные ароматы больше не опьяняют. Жаль — папа вот-вот заканчивает с готовкой.